МИФОЛОГИЯ РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ

Можно сказать, что интеллектуальная и, если угодно, историческая зрелость народа проявляется в том, насколько трезво он способен видеть и оценивать своё прошлое. Мифологизация истории – выраженный признак инфантильности народного сознания. Разумеется, у каждого народа есть в историческом прошлом белые (или чёрные пятна). И, разумеется, эти пустоты, туманности и двусмысленности заполняются мифами, ибо между рациональной и мифологической сферами не бывает ничейной территории. Таких мифологических «вкраплений» можно в избытке найти в официальной истории любого европейского народа, но мало у кого официальная история представляет собой сплошной миф. В этом смысле Россия явно впереди если не «планеты всей» то, по крайней мере, её цивилизованной части.
Прежде всего, следует уточнить, что, собственно говоря, понимается под мифом. В широком смысле миф – это несовпадающая с эмпирической реальностью образность, опосредующая глубинные экзистенциальные интенции человека. Иначе говоря, миф – «это то, чего никогда не было, но то, что всегда есть». Миф – экспликация внутренней духовной реальности, для образного выражения которой культурное сознание использует комбинацию элементов реальности внешней, отчего мифологическая и рациональная картины мира приобретают некое иллюзорное сходство. Мифологическое мышление меняется во времени. Так, на смену первичному палеосинкретическому мифологичесукому сознанию приходит мифология эпохи монотеистических религий спасения. Это уже вторично сконструированный миф, где идеал существования помещён не в прошлое, а в будущее, где источником существования полагается не традиционный ритуальный космос, а духовный Абсолют, где этическое превалирует над космическим, а центром духовного притяжения выступает Должное, за уклонение от которого, живущие в греховном и недостойном мире люди испытывают неизбывный комплекс вины. Эта стадия развития мифологического сознание порождает и идеологию, как дискурс Должного.
Говоря о мифологии российской истории, мы имеем в виду как раз уже этот вторичный пласт мифологических конструкций, облечённых в идеологические формы. Сам факт пронизанности всего общественного сознания такого рода мифологией (причём сознания не только народного, но и специализированного) сам по себе свидетельствует о глубокой инфантильности, точнее ювенильности национальной психологии. Наличная социально-историческая реальность, будучи пропущена сквозь призму Должного, видится в чудовищном искажении, а если факты не соответствуют Должному, то тем хуже для фактов. При этом эмоционалдьный фон мифологии Должного отражает выраженные черты подростковой психологии с присущим её максимализмом, обидой на неправильный мир, гипертрофированной самостью, самоё содержание которой ускользает от рефлексии и т.д. Характерно, что носителем мифологического сознания могут быть люди, которые в своих профессиональных сферах мыслят вроде бы вполне рационально. В качестве, к примеру, инженеров или физиков они рассуждают вполне логично, но когда дело касается общей картины мира, то здесь вдруг вылезает чистый манихейский миф, завёрнутый в ту или иную идеологическую оболочку.
Поскольку мифологическое сознание привлекает в качестве семантического материала фрагменты реальности, то складывается ложное впечатление, будто бы исторический факт и мифологический образ – явления одного порядка. На самом же деле сила и неизживаемость мифа и заключается в том, что мифологическая идея ничем не обязана факту историческому и даже слабо зависит от того реального материала, которым она опосредована. Под напором рационалистической критики мифологическая конструкция может сбросить «неработающую» семантику и без труда найти другую. При этом всеохватная, прорастающая во всех зонах ментальности, реальность мифологического сознания выполняет в культуре гораздо большую организующую роль, чем дискретная сумма разрозненных фактов физических (исторических). Так для культуры в целом, совершенно неважно, существовал ли в исторической реальности, тот или иной персонаж, к примеру, Иисус Христос, или нет. Место и значение христианства в мировой культуре от этого нисколько не меняется. Это важно лишь для профессионального историка, для которого факт есть основа рационального знания и для обывателя, который начиная с эпохи позитивизма стал испытывать потребность отчасти согласовывать свои мифологические представления с «данными науки».
Если судить по степени и характеру мифологизации своего прошлого, российский народ можно смело отнести к народам средневековым, для которого высшей формой самостоятельной цивилизационной самоорганизации является теократическая империя. Именно это обстоятельство и определят как отсутствие в России внутренних предпосылок модернизации, так и особенности неизбывно доминирующего мифологического сознания. Выявляя базовую топику мифической российской истории, выдаваемую с незначительными, в соответствии с текущим моментом, конъюнктурными поправками за действительность, можно выделить следующие основные мифологемы.
1. Русь\Россия – извечная, неизменная всегда равная сама себе сакральная территория. Не вхождение в неё тех или иных земель – явление временное, неподлинное и неправильное с точки зрения Должного. Соответственно, любая территория, на которую ступила нога имперского завоевателя автоматически присоединяется к империи и считается навечно своей.
2. Русь\Россия, как и всякая теократическая империя понимается как модель единственно правильного космического и социального порядка, должного победить во всемирном масштабе.
Из этих общих мистических и редко формулируемых напрямую положений вытекают более частные и конкретные.
1. Свойственная всем имперским народам идея национальной исключительности, на которой основывается широкий спектр мифологем от непрошенного мессианства, до откровенного нацизма. При этом содержание этой исключительности как правило связывается с такими качествами как общинность (соборность), антибуржуазность, антизападничество и бескорыстная страсть к аскетизму, вменяемые мифологическим сознанием всем без исключения русским.
2. Единственно возможной формой государственной модели и социального уклада полагается модель московская, т.е. имперская и авторитарно-деспотическая. Все иные тенденции формы, коих в реальной истории было предостаточно, скрываются или вовсе вымарываются.
3. Соседние народы только и мечтали о том, чтобы стать под руку Москвы.
4. Святая Русь\Россия\СССР постоянно находится в кольце врагов. Сама она, разумеется, ни на кого не нападает (она лишь только присоединяет тех, кто в своём законном стремлении к счастью рвётся к экстатическому слиянию с имперской благодатью). А вот врагов у неё несть счёту. И все они (прежде всего, конечно, Запад) бесконечно подлы, коварны и неуёмны. На протяжении всей своей мифологической истории Русь\Россия\СССР постоянно отбивается от врагов, у которых вообще нет более никаких дел, кроме как денно и нощно пакостить миролюбивым московитам.
5. Проекцией этой системообразующей имперской мифологемы выступает мистификация государства как абсолютной и беспредпосылочной ценности, по сравнению с которой отдельный человек ничто. Государство при этом понимается как нечто синкретически слитное со страной, обществом и народом, а жизнь отдельного человека приобретает смысл лишь тогда, когда она посвящена служению государству, т.е. автократической иерархии, выступающей социальной проекцией мистического Должного. (Все бесчисленные кумиры, которые постоянно творятся мифологическим сознанием и без которых оно не может прожить и дня – это не личности в смысле субъекта творческой самоактуализации, а нормативные образцы служения).
Таковы главные идеи, отражающее внутреннюю реальность средневекового имперского сознания. И эта внутренняя реальность проецируясь в мир исторических фактов, пробивает себе дорогу в их неподатливом пространстве, что-то ассимилируя. Что-то игнорируя, что-то искажая до наоборот. В результате рождается та «история», которая преподаётся в школах и ВУЗах. Как мудро заметил Кант, ложь страшна теми крупицами правды, которые в ней растворены.
Официальная история России – это даже не чересполосица лжи и правды. Это сплошная ложь. Ложь о происхождении государственности, ложь о крещении, приторная байка Борисе и Глебе, ложь о татаро-монгольском иге, и так далее и так далее. Это длинный ряд оболганных и ошельмованных персоналий, это ряд извергов, объявленных героями, это лукавые приманки полуправды, четверть правды и т.д. в которую завёрнута всё та же гремучая смесь подростковой обиды на несправедливо устроенным мир, имперской спеси, антропологического минимализма, и варварской агрессивности.
Демифологизация исторического сознания сложна не только необходимостью тщательного анализа каждого эпизода, но и, прежде всего, тем, что сознание, ориентированное на миф, в принципе невосприимчиво к рациональным аргументам. Оно их просто не слышит. А если и слышит, то соотносит их с иной сферой реальности, бесконечно менее значимой, по сравнению с Должным, которое по самой своей природе выше всяких единичных фактов. Здесь мы наблюдаем парадокс двуслойного сознания. Мистическое Должное не просто существует параллельно с миром рациональной реальности, но и иерархически довлеет над ним. Мир фактов будто бы отделён от мира мифологических представлений непроходимой стеной онтологической инакости. Пока это так, сознание будет пребывать всё в том же заколдованном средневековом состоянии и путь в будущее для него будет закрыт. В современном мире для средневекового сознания есть по сути только два выхода: либо трансформироваться, либо уходить с исторической сцены. Второй вариант в общеисторическом масштабе не представлял бы собой ничего особенно драматического, если бы оскорбленное невыполнимостью всемирного теократического проекта мифологическое сознание не могло бы, говоря словами известной одиозной личности уходя «…так хлопнуть дверью, что весь мир содрогнётся». Поэтому, следует использовать малейший шанс для продуктивной трансформации. А для этого, надо, прежде всего, научиться честно смотреть в лицо своей истории. Истории, а не мифу.